-Кончай дурачиться, - разозлился я.
Она поднялась:
-Ты скучный, Андрей.
-Зато я не преклоняюсь перед бывшими.
-А я что преклоняюсь, что ли?
Я не ответил, разглядывая комнату: чудн о как-то, ей Богу! Люди жили,
принимали гостей, играли на пианино, может быть, танцевали, или как там это
называлось… Ели, наверное, не крыс. Задумывались ли о том, что может с ними
произойти не через сорок – пятьдесят лет, а здесь и сейчас, сию секунду? Нет,
конечно, не задумывались… А смерть могучим дыханием высадила окна,
вытравила души, сожгла тела – никто и не понял, что случилось.
-Андрей, пошли наверх. Интересно же!
Интересно? Да, пожалуй.
Скользкая лестница взвизгнула под ногами, грозя обрушиться. Дом как
будто привык к тишине и уединению, и, похоже, готов был отстаивать свой покой:
на самом верху моя нога попала между досками, я с трудом освободился.
На втором этаже не было окон. Марина чиркнула зажигалкой, образовав
вокруг себя узкий кокон желтого света.
-Хоть бы факел… - пробормотал я. – А ну-ка.
Поднял с пола веник.
-Поджигай!
Комната осветилась, и мы увидели хозяев.
Обнявшись, они возлежали на широкой кровати. Полуистлевшее одеяло
глубоко прорисовывало кости, белые черепа соприкасались. Не знающий пощады
ветер смерти опалил этих людей во время акта любви. И отчего-то казалось, что
соитие, продлившееся до вечности, еще не завершено: страсть не удовлетворена,
напротив, оттого, что мясо сошло с костей, стала яростней и болезненней.
На стене – тусклый портрет. Это – они.
Он – в военной форме, черноволосый, моложавый, веселые глаза под
кустистыми бровями, породистый нос; она – хрупкая блондинка, доверчиво
склонила на широкое плечо аккуратную голову, серые глаза глядят ласково и
вместе с тем внимательно. Ни он, ни она не знают, что их ждет, а просто любят
друг друга. И – черт побери – ведь эти бывшие оказались правы. Последнее, что
запомнили его руки – ее тело, последнее, что запомнили ее губы – вкус поцелуя.
Веник, чадя, догорел, тьма скрыла любовников.
-Пошли отсюда, - тихо сказала Марина.
Мне тоже было не по себе в этой комнате, до сих пор наполненной своими
хозяевами, как будто ничего не произошло.
Внизу Марина опустилась на диван. Задумалась.
Я нашел в кухне дрова, принялся растапливать камин.
Когда огонь разгорелся, бросая на стены красные и золотистые блики, дом
будто бы ожил. Я подумал: ведь и правда, что-то теплилось в жизни бывших!
Сел на диван рядом с Мариной, стал смотреть на огонь.
-Андрей.
Голос Марины прозвучал странно: он словно бы пропитался теплом из
камина. Я взглянул на нее. В глазах девушки мерцали огоньки.
-Что?
-Почему ты отказался от меня? Ну, тогда, в лесу?
Я вспомнил наше знакомство: ее мольбу о помощи, мой отказ, Последний
Поезд и руку, протянутую игроку, потерявшему надежду.
-Прости… - пробормотал я. – Я не знал.
-Чего не знал? – Марина придвинулась ко мне, стремясь заглянуть в глаза.
– Чего ты не знал? Ну, посмотри на меня.
Я медленно повернулся – ее лицо совсем близко.
-Я не знал, что полюблю тебя.
Казалось, поднимется буря: Джунгли обрушатся на нас, понесут, кружа,
ударяя о выступы тьмы по жерлу неведомой воронки, дна у которой нет. Но
случилось более страшное: руки Марины обвили мою шею, и я ощутил на своих
губах горьковатый, горячий вкус ее губ.
-Марина, - прошептал я, трогая ее волосы.
Она прижалась ко мне. Она дрожала. Дрожал и я, не зная, что говорить, что
делать, что с нами происходит.
-Ты когда-нибудь… - выдохнула Марина. Я догадался, о чем она:
-Нет.
-Я тоже.
Улыбнулась:
-Бывшие смеялись бы над нами…
Марина сняла куртку, стянула через голову толстый свитер.
-Пусть смеются, - прошептал я, глядя на нее. – Пусть…
10
ВАСИЛИСК ЗАШИПЕЛ
Там, в слепой белизне, скрывался Василиск. Спустись другой сотрудник
ЯДИ, Смолов, или, например, Нечаев, в святая святых ОПО, высокая конструкция,
обложенная изумрудной плиткой, скорее всего, представилась бы ему не
Василиском, а чем-то другим… Андрей же, в силу начитанности и присущей его
душе некоторой поэтичности, порой воображал себя древним воином,
сражающимся с чудовищем.
Василиск ждал в конце коридора, наполненного змеиным шипением, с
каждым шагом становящимся все громче. Зач- чем ты идеш-шь сюда, ч-
человече?
В последний раз проверив застежки на защитном костюме, Андрей
двинулся вперед по коридору. Стекло шлема запотело – никогда он так не
волновался, как сегодня, и никогда так рано не приходил в институт - раньше
всех, даже Кузьмича. Островцев приехал в Обнинск на первой электричке, и когда
шел через бор к ЯДИ. У земли еще клубился не тронутый солнцем туман.
Змеиное шипение становилось назойливее, проникало под шлем. Не
помогали даже восковые беруши. Остановис – сь, если хочеш-шь жить!
Неестественное зеленое мерцание было невыносимым. Пот градом катился
по спине.
Хотелось повернуть, выскочить на воздух, напиться холодной воды.
Вот и Василиск… Он не свободен. Над ним - белый люк, сработанный из
цельного куска сверхпрочной породы, покрытый гафниевой плиткой. Что будет,
если чудище вырвется из плена, не знает никто, даже директор ЯДИ Невзоров, а
уж старший научный сотрудник Островцев - и подавно. И все же именно Андрей